Поиск по этому блогу

суббота, 26 мая 2012 г.

Возвращаясь в «другую» Европу…


Из окна полутемного купе, я вижу очертания почти забытых, но, тем не менее, до боли знакомых и родных зданий железнодорожного вокзала. Состав поезда «Берлин – Москва», словно нехотя, медленно приближается к перрону… Вот, я казалось бы и дома, а в голове крутятся все те же навязчивые мысли: «Как меня встретит моя «малая» Родина?», «Что изменилось за время моего отсутствия?» и т. д. Наверное, что-то подобное должен чувствовать каждый, кто возвращается из дальних поездок и странствий, но… какое-то потустороннее чувство, вновь и вновь не дает мне покоя, напоминая о главном.
 Я вернулся в Брест. В город моего безмятежного детства и противоречивой юности. В город, с без малого, тысячелетней историей, драматическим прошлым, непредсказуемым настоящим и еще более «туманным» будущим. Я вернулся к своим первоистокам и его «новостроям», к мозаичности моих воспоминаний и предвосхищаемости его надежд…  к «нашим» нескончаемым  контрастам, парадоксам, гиперболам и метаморфозам.
Иду к городу. Под ногами хлюпает мокрый асфальт, и я, двигаясь сквозь немногочисленный поток приезжих и уезжающих, выхожу на улицу со странным названием «Орджоникидзе». Именно таким названием «встречает» меня Брест. Не буду вдаваться в пространные размышления по поводу значимости сией личности в судьбе мировой истории, всего лишь ограничусь тем замечанием, что в нашем городе, равно как и на территории современной Беларуси, он не бывал. Что ж, добро пожаловать домой…         



1.


«Берасьце», «Брест – Литовск», «Bzesc - nad Bugem», «Брест»… в этом множестве имен таится вся многогранность городской истории. Его личной «биографии», от захватнических войн десятого столетия и вплоть до наших дней. Примечательно, что, несмотря на всю эту событийную круговерть и свой более чем многовековой возраст, Брест сумел сохранить «имя собственное» и не стал каким-нибудь Орджаникидзеабадом или Сталинополем. Да, каждый норовил называть его по-своему, но, как и человек, он «с берестой» своего безымянного строителя, навечно впитал однажды и навсегда данное ему название… ты говоришь что это «несущественно»? Почему?!  

Многое выпало на его долю. Ведь даже первое упоминание о нем в «Повести временных лет» под 1019 годом, связано с междоусобицей Галицко-волынских князей. Дальше – больше: войны, пожары, голод, эпидемии, восстания, разруха. Мимо проходили годы и десятилетия, поколение сменяло поколение, приходили и уходили захватчики (пожалуй, ни одна, более-менее серьезная «заваруха» на соседних территориях не обходила его стороной),… а город по-прежнему оставался самим собой. Не единожды был разрушен, но всякий раз возрождался, стирался с лица земли, но отстраивался заново. Брест упорно не желал уходить в небытие. И, наверное, неслучайно, что именно на месте древнего города, была построена крепость впоследствии ставшая символом человеческой стойкости. Так, имя «собственное», стало именем «нарицательным».

И, тем не менее, онтологическая «душа» Бреста была и остается «цивильной». Стереотип «города-крепости», сформировался во многом лишь благодаря стараниям К. Смирнова в 60х – 70х годах эпохи Советов,  и который, скорее относится к категории «Бреста - легендарного», нежели «Бреста - реального». Именно «с подачи» вышеуказанного мифотворчества, все основные исторические события и действа, связанные с городом над Бугом, остались «за кадром» общественного внимания. Да и выводить на «чистую воду» объективную значимость уже сложившегося образа никто не собирается… ведь что «было» - то было. Так проще.

Но, все–таки, Брест является чем-то большим, нежели кажется с первого взгляда. Во всех смыслах этого слова.  Для меня, «Брест – исторический», является городом, который первый из городов современной Беларуси, и второй на территории тогдашнего ВКЛ, получил в1390м году, грамоту на местное самоуправление (Магдебургское право), что, в свою очередь, говорит о его изначальной приверженности к западноевропейской традиции и определенной городской самостоятельности. Ведь уже в 14 – 15 вв. Берестье – один из крупнейших городов Великого княжества Литовского. Привилеем 1441 года, он официально отнесен к главным городам этого государства (и это несмотря на то, что еще немногим более чем пятьдесят лет до принятия указанного документа, он был разграблен и почти полностью сожжен в 1379 году!).
Способствовало же быстрому росту населения и развитию цеховых союзов, удачное географическое положение города и его обширные торговые связи. Кстати, именно это «стратегическое» месторасположение города, много лет спустя, будет рассматриваться как важная составляющая военно-оборонительных и завоевательных устремлений Российской империи по отношению к западному миру на данном направлении.

Но это будет «потом»… а тогда, через средневековый Брест, шли многочисленные торговые караваны в Варшаву, Краков, Брно, Прагу, Дрезден и многие другие города и страны.
Примечательно, что на запад, шла преимущественно сырьевая сельскохозяйственная и промысловая продукция (зерно, мех, лес, кожи и. т. д.), в обратном же направлении – сукно, драгоценности и прочие ремесленно-производственные товары. В принципе, с тех пор и сейчас немногое изменилось в торговых отношениях на оси «Восток – Запад»…
Однако, помимо развитых торгово-ремесленных отношений, Берестье не обошли стороной и культурные преобразования западноевропейского пошиба. Связаны они, прежде всего с Реформацией и деятельностью берестейского старосты Микалая Радзивилла Черного. Благодаря историческому стечению обстоятельств в 16-м столетии, на территорию Беларуси в те дни, начала активно проникать западная мысль и философия. Во времена «западной» контрреформации и жестоких гонений за религиозное инакомыслие, с запада в наши «палестины», широкой рекой начали стекаться лучшие умы Европы. Через средневековый Брест, наплывом тянулись потоки ученых, мыслителей, художников, печатников – людей самых востребованных тогда профессий и специальностей.
Так, уже в 1553 году, на деньги вышеуказанного берестейского старосты, в городе была основана первая типография на территории современной Беларуси. Типография эта (равно как и большинство, других основанных им в Берестье) предназначалась, в первую очередь, для печати протестантской литературы и распространения теологических идей Реформации среди простого населения. Спустя десять лет, в 1563 году, из стен этой типографии, вышел один из памятников отечественного книгопечатания – «радзивилловская» библия. Её главной особенностью, на мой взгляд, является не только кальвинистское предисловие, но, и техника иллюстрационных гравюр выполненная в традициях северноевропейского Возрождения, а также, комментарии к тексту, написанные в духе французского протестантизма.

 Таким образом, одна из самых характерных черт западноевропейской цивилизации, «мигрировала» на территорию Беларуси, в том числе и через Брест… правда, уже в несколько переиначенном виде с точки зрения современности. Имею ввиду, что в отличие от дня сегодняшнего, европейские ценности и идеи, «экспортировались» отнюдь не с целью популяризации тамошнего либерализма или прогресса в наших краях. Скорее, наоборот, - из-за того, что большинство попыток распространения этих самых ценностей на западе, в те времена, чаще всего заканчивались на кострах приказной инквизиции.

И все же, глядя на картину средневекового Берестья в контексте общеевропейских процессов, нельзя (да и невозможно!) ограничиться лишь только общностью культурного и торгово-экономического наследия. Особое место в развитии социокультурных связей играл конфессиональный вопрос. Вплоть до конца 16-го столетия, на территории ВКЛ, противостояние католической и православной части населения, являлось едва ли не первопричиной глубокого общественно - политического кризиса назревавшего к тому времени внутри страны. И именно в Берестье был положен конец (или, хотя бы его некая видимость) межконфессиональным распрям и началу консолидации народонаселения Великого Княжества Литовского. Я говорю об Берестейской Унии 1596 года. Событие беспрецедентное и оттого неоднозначно интерпретируемое. Не буду вдаваться в подробности  по поводу  условий реализации сего начинания, и всего лишь ограничусь тем фактом, что уже к концу 18-го века на территории современной Беларуси, около 70% населения были униатами. Цифра более чем красноречивая и говорит сама за себя. 

Примечательно, что нечто подобное не произошло, в столь «терпимой» и «компромиссной» западной Европе, где еще в 1439 году на Флорентийском соборе, уже предпринимались попытки объединения Римской и Византийской церквей. В принципе, произойти могло бы… но, история не знает сослагательного наклонения. Этому событию суждено было случиться в Бресте. В городе, который, несмотря на множество сложностей тех времен, все-таки сумел положить начало объединению западного богословия и восточной традиции, европейской философии и славянской обрядности  еще задолго до пресловутых экуменических поползновений 20-го века.   
Так каким же городом был средневековый Брест? Казалось бы, немногие города могут похвастаться тем, что они не были обделены европейским (магдебургским) правом, вели торговлю едва ли не с половиной стран «Старого Света», имели развитые цеховые организации, причастились Реформационными идеями, и даже заложили фундамент своей собственной национальной церкви (Униатству)… но, к сожалению, историю пишут не факты, а те, кто умеет их «интерпретировать»…
 Хотя, если быть предельно откровенным, не думаю что кому-нибудь из жителей средневекового Берестья, пришло бы в голову назвать свой город «Западным форпостом». Скорее, он бы назвал его воротами «на Восток». С западной стороны.
  


                                                                                           2.


Крепость… крепость поражает своей огромной, бесформенной массой. Впечатляет толщиной, масштабностью и… ужасающей нефункциональностью. В современном виде, она напоминает общеизвестный мемориальный комплекс. В историческом – памятник инженерной некомпетентности и военно-технической недальновидности. В переносном – надгробие целому городу…

 В конце 19-го века (а крепость была построена лишь немногим ранее), с началом использования крупнокалиберной нарезной артиллерии и формированием в большинстве армий мобильных подразделений, потребность в крупных оборонительных сооружениях отпала раз и навсегда. Строительство укреплений подобного рода стало историей. Значение крепости в смысле военно-стратегическом стало чисто условным…И, тем не менее, это не помешало имперской администрации, в 1830 – 1842г.г., провести целенаправленное уничтожение всего исторического центра Брест - Литовска. В связи с обширными пожарами (произошедшими «аккурат» после утверждения проекта и начала возведения крепости), все городское жилищное строительство было «перенесено» на два километра к востоку, на его современное месторасположение. Культурные и религиозные здания перестраивались под военные нужды и цели, торговые площади приспосабливались для солдатской муштры, а уцелевшие дома ремесленников превращались в казармы. Так, начались времена «Бреста - легендарного», «города – крепости», «западного форпоста»… и вот тогда, Брест, стал уже не просто европейским городом, а городом из какой-то «другой», совершенно непонятной, странной и страшной «европоподобной» реальности. «Другого» измерения и другой страны.
За всю историю своего существования, крепость, оправдала свое предназначение лишь только в 1939 и 1941 годах. И вот сейчас, эти разбитые, покореженные останки крепостных укреплений, скорее напоминают гигантское надгробие, нежели место «боевой славы». Надгробие целому городу, поколениям его жителей, событиям и личностям в его судьбе. Под бетонными плитами «крепости – героя» похоронена целая эпоха культуры, скромного величия и исторических традиций. Без высокопарных «идеологических» дифирамбов или даже самой простой заупокойной молитвы. И быть может именно поэтому, если верить городским легендам, у руин кляштара бернардинок, по ночам появляется призрак «Белой Дамы» оплакивающей свой «старый» Брест,… хотя, нет – скорее оплакивающей нас и нашу «историческую» память.

Но, все же, Брест «гражданский» сумел «взять свое» от крепости. Правда, уже несколько позже - в первую послевоенную «пятилетку», из кирпича «добытого» на руинах крепости, восстанавливались полуразрушенные городские здания и возводились хозяйственные постройки. До сих пор, в некоторых местах (р-н улиц Героев Обороны, Левоневского, отчасти – Советской) можно наткнуться на кирпичную кладку, где нет-нет, да и выступит клеймо середины 19-го столетия. Так «цивильный» город восстанавливал историческую справедливость. И подобного рода метаморфоз всегда хватало на его долгом, извилистом и не всегда легком пути.


                                                                                               3.


Современный Брест – это город контрастов. Он, уже не совсем город «западноевропейский», но, вместе с тем,  разительно отличается и от городов «советско-российского-восточного» пошиба. Он, как бы сам по себе,… точнее, как бы выразился Жан Поль Сартр, город - «в себе». И примеров тому можно приводить множество.
В последнее время, современный облик города, явно тяготеет к своим европейским первоистокам. В Бресте появляется своеобразная «мода» на «европейскость», но, это стремление скорее напоминает гротеск, неудавшуюся пародию, чем какой-либо объективный процесс. В городской архитектуре все больше доминируют западные черты, брестчане делают «евроремонты», смотрят «Евроньюс», пользуются услугами одного из филиалов «Евросети», и… качество этих самых оказываемых услуг, непременно должно соответствовать «евростандартам»…

С другой стороны, в городе планомерно уничтожаются истинные признаки европейской культуры – демонтируется старинная городская брусчатка, а на её место укладывается некая цветная пародия, сносятся старые особняки и таким образом «освобождается» территория для новостроек в «западном» стиле, вырубаются старейшие в городе деревья, которые якобы «мешают» проводимой парковой реконструкции. Происходит банальнейшая подмена понятий – искореняя собственную историю, и заменяя её «евромодой» в своем стремлении хоть как-то быть похожими «на них», мы не только не приближаем себя к Европе, а скорее наоборот, отдаляемся от  сугубо европейской традиции сохранения историко-культурных ценностей.  В Европе ценят свое прошлое, и не ценить его могут лишь только какие-то «другие» европейцы… что, в принципе,  для них достаточно характерно. И поэтому, несколько странно видеть сравнительно небольшую вывеску «Европа» над зданием одноименного торгового центра, венчающую монументальное мозаичное панно с изображением «великих» достижений не менее «великого» советского народа,… хотя, пожалуй, не столько странно - сколько символично…
Еще одним  ярким примером  «контрастности» Бреста, могут служить его памятники, мемориальные знаки и названия улиц. На одном из брестских кладбищ «спокойно» соседствуют могилы советских солдат, «жолнежув войска польсего», и повстанцев отряда С. Булак-Балаховича. В городе довольно «мирно» сосуществуют улицы великодержавника Пушкина и «сепоратиста» Мицкевича, «западника» Скарыны и «славяниста» Ломоносова, демократа Герцена и деспота Дмитрия Донского…  даже имени литературно-анекдотического «героя» Чапаева нашлось место на одной из улиц города над Бугом, … не это ли  признак столь ценимой в Европе толерантности?


                                                                                       
                                                                               
                                                                                4.


Всегда любил иногда прогуляться по старым брестским кладбищам. Кого здесь только нет – русские, белорусы, украинцы, поляки, латыши, татары, евреи… город во все времена был многонациональным и полирелигиозным историческим центром. И это неспроста, ибо месторасположение города на стыке культур и, так называемом, «цивилизационном разломе», сказывалось, прежде всего, на его культурно-антропологическом составе. В жилах коренного брестчанина течет кровь всех этих наций. У каждого в своей пропорции и консистенции. Ведь татары – во все времена славились искусством верховой езды и часто использовались в качестве почтовых гонцов, украинцы – непревзойденные гончары, балты отличались ювелирным мастерством, а у брестских банкиров-евреев порой не гнушались ссужать деньги и Великие князья. Брест никогда не страдал ксенофобией и принимал всех желающих. Но, тем не менее, он сохранял свою национальную аутентичность и индивидуальность «ассимилируя» приезжих. Может быть, именно поэтому в современном Бресте такое количество национальных общин, но в своем большинстве, в нем преобладают представители титульной нации, или те, кто себя к таковым причисляет («Я белорус с польскими корнями!» - заявил мне один знакомый).   
Яркой иллюстрацией брестской «многогранности» могут служить и так называемые «челноки» коих в приграничных городах немало. Высказывание «Курица не птица – Польша не заграница» в большей степени принадлежит брестчанам. Они могут искренне возмущаться возрастающим количеством нелегальных мигрантов в страны Евросоюза, и вместе с тем, хорошо знать все обходные «лазейки» для контрабанды спирта и бензина на территорию сопредельного государства.  Это не является признаком какого-то двоедушия или «двойного стандарта». Скорее, это признак некой подсознательной «настольгии» по своей второй, «западной» половине ментальности. Ведь уже в своей «самости», какой-то «пятой точкой опоры»,  брестчане исторически ощущают себя европейцами,… правда, «другими» европейцами. «Другими», потому что боятся признаться сами себе в своей же культурной принадлежности. Стесняются своих «совковых» зарплат и «европейских» цен на западе Беларуси. Тушуются перед западными туристами, бесцеремонно фотографирующими общественные уборные (типа «сортир») расположенные в центре города. Упорно не хотят признавать себя частью «цивилизованного» мира при виде пенсионеров копошащихся в мусорных баках в поисках «сдаваемой» стеклотары.…
 На первый взгляд, все это напоминает тяжелый «диагноз» хронического раздвоения личности осложненного комплексом неполноценности и еще бог весть чем.  Но, в самом  деле, именно под этим стереотипом «другой» Европы, как под маской, кроется подлинная, европейская сущность города. Это своеобразная попытка скрыть все то навязанное, неестественное, мифическое, но, тем не менее, имеющее место в жизни Бреста и его жителей. Определяя себя как «других», брестчане как бы извиняются за то, что до сих пор, в силу различных причин, не смогли отказаться от «дурных привычек» и «издержек» советского «производства».
Хотя, думаю что в данном смысле, термин «другая Европа», соответствует не только отдельно взятому городу, но и всей территории сегодняшней Беларуси.  
И все же, внешний и «внутренний» облик Бреста все больше и больше напоминает европейские города. Пусть даже  несколько гротескно или комично, но все-таки, одно это позволяет наедятся что жизнь города (а возможно и страны!) идет «на поправку». Проходят болезнетворные «симптомы» советского и постсоветского периода, все быстрее стираются из сознания новых поколений брестчан признаки «других» европейцев, в обиход входит европейскость в её чистом виде. Без кавычек, пафоса или иронии… но, наверное, было бы правильней выразиться,  что Европа не просто «входит» в белорусский обиход, а скорее возвращается в него. И если еще точнее – Беларусь возвращается в Европу.


                                                                                 *            *           *


Я вернулся домой. В город, где в хитросплетениях его улиц, чувствуется некое сакральное, символическое значение. Город, где случайные прохожие не прячут при встрече глаза друг от друга. В город, который, несомненно, живет своей собственной, ни от кого не зависящей жизнью и является не только «местом» в смысле географическом, но также, несет в себе определенный смысл в плане экзистенциональном и, если хотите - даже мистическом. Здесь ходят призраки возможного, но почему-то не сбывшегося, прошлое переплетается с настоящим и неумолимо постулирует будущее…

Судьба каждого города неразрывно связана с судьбами его жителей. Они взаимозависимы и взаимодополняемы. И если им суждено пройти какой-либо отрезок истории, они обязательно пройдут его вместе. Будут вместе переживать радости и неудачи, вместе встречать и провожать каждый новый день… именно поэтому я вернулся в Брест. Вернулся для того, чтобы уже вместе со своим городом и страной, вновь начать отсчет НАШЕГО нового исторического ПУТИ…

P.S. Сквозь туманную пелену перспектив, я вижу множество спешащих куда-то людей («А хто там iдзе?!»). Вижу лица своих друзей, знакомых, себя… свой город и свою нацию. Всматриваюсь в лица тех, кто после долгих странствий окольными путями возвращается в СВОЙ общеевропейский Дом. Наконец-то МЫ все вместе возвращаемся домой!!!



Александр АХМАЧ

вторник, 15 мая 2012 г.

Хто такі Белы рыцар на белым кані з белым мячом

Некалі даўно, яшчэ калі зоркі не паспелі заняць належнае ім месца, і калі толькі з’явіліся нашыя продкі, жыў Свет і Цемра. Свет меў вочы, а цемра была сляпая, бо там дзе ёсць свет можна бачыць, а там дзе цёмна можна толькі адчуваць ды слухаць.


Нічога ў свеце не было прыгажэйшага за Свет і Цемру. Два пачаткі звязаныя між сабой. Яны ніколі не змагаліся. Проста света ніколі не хапала каб асвяціць усё ў космасе, а Цемра заўжды была там куды свет не даходзіў.
Йшоў час а цемра не пераставала туліцца Святла, а Свет не пераставаў казытаць цемру сваімі промнямі.
Аднаго разу ўбачыў Свет Цемру.  Было гэта нялёгка, бо там дзе ёсць свет няма цемры. Свет вельмі любіў дзівіцца на сябе і думаць які ён прыгожы. Свет пражыў доўгае жыццё пакуль нарэшце зразумеў, што акрамя яго Свету ёсць Цемра. Але назіраючы за сабой Свет аднойчы заўважыў, што Свет відаць толькі дзякуючы таму што недзе далёка, так куды промні святла не даляталі ёсць Цемра.
Прыгледзеўся свет да Цемры і зразумеў што нічога больш ладнага чым Цемра няма.  Без Свету няма цемры, а без цемры няма свету. Яны былі патрэбны адзін аднаму. Гэта былі дзве часцінкі якія складалі адно.
І тады пачаў Свет расказваць Цемры якая яна ладная, сваёй халоднай прыгажосцю. Нарэшце закахаліся Свет і Цемра і нарадзіліся ў іх два сыны блізняты.
Бацька гэтых хлопцаў быў Свет, а маці Цемра, таму і хлопцы былі вельмі падобныя адно да аднаго, але затое адзін быў такі светлы, што ажно прамяніўся, а другі быў чорнай-чорнай ценню свайго брата.

Браты вельмі любілі адзін аднаго і былі заўсёды разам. Здавалася немагчыма было аддзяліць аднаго ад другога. Ніхто і ніколі не бачыў іх паасобку.
А паколькі яны былі падобныя адзін да аднаго, то зразумела, што ім падабалася тое самае. Братам падабалася вандраваць ў космасе ад адной галактыкі да другой. Так доўга яны вандравалі і вось аднойчы браты пачулі цудоўны спеў.
Гэты спеў быў надзвычай ладны. І прыляцелі браты на зямлю і пачалі шукаць хто гэта так ладна спявае. І як толькі паднялі яны галаву ў начное неба, а на ім яны ўбачылі Поўню. Гэта была самая ладная дзяўчынка якую браты толькі бачылі.
Поўня была то светлая і ярка свяціла на Зямлю, то напалову была цёмная, а напалову светлая, то гуляючы з хлопцамі паказвала з цемры вузенькі рэз свайго твару, а іншы раз зусім станавілася чорнай.
Поўня мела не толькі ладны голас які прыцягваў усё на Зямлі, але яна была сама напалову светам, а напалову цемрай. Ну і вядома абодва брацікі закахаліся ў Поўні.
Закахаліся і паляцелі да да Поўні. Прылятаюць ды кажуць: “Поўня ты такая ладная, што няма нічога лепшага за цябе ў цэлым космасе і мы абодва цябе кахаем. Але мы браты і мы не можам самі вырашыць каму адступіцца ад цябе, а сварыцца між сабой мы не хочам. Таму выбяры з нас аднаго сабе мужам, і мы пагодзімся з тваім выбарам. Як вырашыш, так і будзе!”
Тады кажа Поўня: “Абодва вы мне падабаецеся, таму не магу з вас выбраць хто мне любы. Ляціце на Зямлю, зрабіце сабе зброю. І той хто пераможа будзе маім мужам!”
Засмуціліся браты, але нічога не зробіш, самі паабяцалі зробіць усё як яна прыгаворыць.
Паляцелі браты на Зямлю і ў першыню раздзяліліся адзін ад аднаго. Зрабілі сабе латы, мячы і шчыты, узялі сабе коней. У аднаго рыцара ўвесь рыштунак быў белы, а ў другога чорны. Так пераўтварыліся брацікі ў Белага і Чорнага рыцара.

Раз’ёхаліся Белы і Чорны рыцары ды пачалі біцца не на жыццё, а насмерць. Белы рыцар нясе з сабой святло, а Чорны цемру. Толькі тут на Зямлі Святло аддзялілася ад Цемры і яны пачалі змагацца між сабой. Святло-дабро пачало супрацьстаяць Цемры-злу. Святло бароніць людзей і ўсё жывое, а зло спрабуе яго знішчыць.
Так яны змагаюцца паміж сабой. Змаганне рыцараў цягнецца бесперапынна. Калі пачынае перамагаць адзін наступае дзень, калі перамагае другі –  прыходзіць ноч. Панаванне ночы роўнае панаванню дня, а гэта таму што маюць браты аднолькавыя сілы. Як толькі адзін думае зрабіць нешта другі адразу разумее што той хацеў бы зрабіць.
А поўня з неба за імі назірае і каб падбадзёрыць абодвух у бойцы бесперапынку робіцца то светлай, а то зусім цямнее. Яна як і раней падабаецца як аднаму так і другому, і таму роўна столькі сама часу і свае ўвагі дае кожнаму з іх.
Так і б’юцца Белы рыцар і Чорны рыцар. Але б’юцца яны так даўно, што ўжо і забыліся што яны некалі былі братамі. Цяпер гэта не проста рыцары, а свет на зямлі змагаецца з цемрай. Дабро змагаецца са злом.
Белы рыцар сын Света, які нясе святло, цеплыню, жыццё, змагаецца са злом. Без нашага Белага рыцара цемра і страх апанавалі б Зямлю. Толькі Белы рыцар здольны абараніць усё жывое на Зямлі ад загібелі. Белы рыцар на белым кані, з белым мячом і ёсць наш знак, наш герб.